Сотрудник почты испугался. Он сказал почтовому начальству, что изъял мои письма, а сам отправил их из другого места, сразу с вокзала, может быть, даже подложив в нужный контейнер уже при погрузке, он же разбирается в маркировке. Как предусмотрительно.

И это значит, что остальные мои письма тоже нашли адресатов.»

От этой мысли по нервам пробежал будоражащий колючий страх, мой любимый, наполняющий энергией.

«Мне зададут много вопросов. И я дам на них ответы, максимально честные, пусть в этом вопросе разбираются Древние, у них хватит мудрости принять решения, на которые меня не хватило.»

Мысль о том, что Деймон заплатит за свои художества, грела изнутри, но то, что и Алан может пострадать, неприятно охлаждало. Мне хотелось себя убедить, что Алан тоже не сладкий пирожочек, и заслужил свою часть возмездия хотя бы за то, что не остановил своего обнаглевшего брата, но внутри крепко сидело чувство вины по этому поводу.

Я вспоминала его взгляд тогда у лифта, его тёмную фигуру в зеркале с белыми лилиями. Тогда казалось, что это ерунда и пройдёт, сейчас я понимала, насколько глубоко во мне засел этот сломавшийся внутри крохотный шип прекрасной розы.

«Он там навсегда.»

Эта несправедливость Творца-Создателя, за которую вынуждены расплачиваться его невинные творения. Алан меньше всего подходил на роль невинной жертвы, но чисто логически, это оказывалось так. У меня лично никогда не было причин обижаться на Создателя, и не было желания ставить себя на место того, у кого причины были. До того момента с зеркалом в лилиях.

Об этом не хотелось думать, потому что я чувствовала огромность этой темы, и не хотела в неё погружаться, мне хватило и того, что есть. Было гораздо проще перекинуть это на других, более взрослых и мудрых, и освободить себя. Так казалось.

«Нет, это теперь тоже со мной навсегда.»

Отец Никси смотрел на меня так, как будто читал мысли. Я посмотрела на него, мысленно спрашивая об этом. Он мягко улыбнулся и сказал:

– Ты поступила так правильно, как только могла. Это ошибка взрослых, что вы, дети, оказались в этой ситуации и были вынуждены с ней справляться своими силами. Но этого больше не повторится, мы с матерью Никси переезжаем в Верхний Город, она будет жить с нами, пока не закончит Академию. Ты можешь больше о ней не беспокоиться, теперь о ней буду беспокоиться я.

Мне стало легче дышать раз в десять.

Перерыв закончился, отец Никси вернулся на своё место, охрана построилась в живой коридор, и через центральные двери вошла делегация демонов во главе с Аланом.

Ему, в отличие от Деймона, парадный мундир принца очень шёл. Он сверкал, двигался легко и уверенно, придерживал Никси под локоть так мягко, как будто у них было первое свидание, но при этом достаточно надёжно, что было понятно – если она споткнётся, он её удержит.

«Само совершенство.»

Никси выглядела спокойной и расслабленной, я впервые засомневалась в своей теории «обманутой невинной девы и коварного демона». Невинная дева сидела за своим столом с таким видом, как будто пришла в театр, осматривалась, болтала ногами. Выглядела хорошо, как будто бы даже набрала вес и повзрослела, это было заметно, хотя её округлившуюся фигуру полностью скрывало новое фиолетовое платье, явно местного пошива, но всё равно красивое и ладно сидящее.

«Хоть рога не выросли, и на том спасибо.»

Спикер объявил конец перерыва, охрана громко закрыла двери, опять начались обтекаемые формулировки. За кафедру вызвали Никси, стали задавать стандартные вопросы, она молчала, даже своё имя не подтвердила. А следующий вопрос заставил меня напрячься – её спросили, кто её опекун. Я была уверена, что встанет её отец, и только сейчас задумалась о том, от кого Никси унаследовала демонскую кровь, варианта было всего два – отец или мать. С её матерью я знакома не была, но Никси говорила, что она наполовину водный элементаль, наполовину светлый эльф, она наградила Никси такой светлой кожей.

«Выходит, демонской кровью её наградил отец. Кровью инкуба.»

В это было легко поверить – он обладал божественной пропорцией красоты и обаяния, точно как Алан.

«И опять мои мысли свернули к Алану...»

В следующую секунду распахнулись центральные двери, приковав к себе всё внимание в зале, и в проёме появилась великая Кармен, которая для всего мира была звездой, а для Никси была любимой прабабушкой.

«И бабушкой отца Никси. Вот, кто одарил её такой наследственностью. Тоже легко поверить.»

Если до этого момента заседание суда было похоже на театр, то появление Кармен превратило его в кабаре – она несла на себе атмосферу разврата, как аромат духов.

«Если бы моя мать узнала, что Кармен – прабабушка Никси, она бы запретила мне с ней общаться. Она называла театральных актрис "полусветками", с такой интонацией, как будто они воняли, и как будто в мире не было ничего ужаснее, чем подхватить от них эту вонь.»

Кармен шла по центральному проходу к кафедре, похожая на сверкающую платформу для карнавала, зрители заражались её энергией, улыбались, возбуждённо блестели глазами. Никси ждала её, улыбалась просто, как кому-то родному и близкому.

«Мне она когда-то тоже так улыбалась. Давно.»

Кармен поднялась на сцену, представилась и объявила себя опекуном Никси, я знала, что она врёт – если бы она действительно была её опекуном, она бы приехала заранее, как сделала моя драгоценная тётя Айну, привезла бы документы и помогла бы Никси понять, что с ней происходит. Но она этого не сделала, Никси осталась одна, под влиянием едва знакомого демона, который воспользовался её неопытностью в собственных корыстных целях.

«Интересно, ей стыдно? Я бы умирала от стыда.»

Кармен, судя по поведению, стыд вообще был неведом – она сняла шляпу и показывала всему миру свои рога, её фотографировали, она вертелась перед камерами, точно как Никси на прошлом суде, с упоением. Никси от неё не отставала.

Судья задавал ей вопросы, которые должен был бы задавать прокурор, но почему-то все решили, что говорить с этой великой женщиной с позиции обвинения нельзя. После вопроса о том, считает ли она занятия магическими исследованиями военной направленности подходящими для детей, Кармен пригласила на сцену Алана, что было вообще поперёк всех правил, но всем было всё равно – этот суд только назывался судом, это была пиар-кампания, вряд ли хоть для кого-то это до сих пор оставалось секретом.

Алан почему-то не спешил, я посмотрела на дверь – в прошлый раз эта пауза предзнаменовала появление новых действующих лиц. Но я ошиблась местом – новый актёр этого театра появился на крыше. Всё внимание зала обратилось туда, моё тоже, но я смотрела на ауры. По крыше ходил крупный зверь и демон. И я такого впечатляющего демона не видела никогда, даже на картинке.

16-4

Его аура напоминала ауру Алана и Деймона, но была как будто умножена на сто – не просто эдельвейс над головой, а пышная водяная лилия, лепестки которой постоянно находились в движении, медленно распускаясь и раскрываясь, уступая место всё новым лепесткам, их становилось больше с каждой секундой, нижние лепестки превращались в жемчужное сияние, которое окутывало всю голову до груди, опускаясь на лепестки жизнь-земля-вода, как солнечный свет, питающий дерево. Жизнь и вода были похожи на две ветки внутри лёгких, а земля их объединяла, как ствол, уходя корнями ниже, в силу тьмы в животе. Тьма размывалась, как у Деймона, и опиралась на смерть, смерть была его доминантой, ещё два источника смерти были в ладонях, я такого никогда не видела. И только сейчас я поняла, что не вижу демонского источника, даже спящего, как будто его вообще не было никогда.

Демон и его зверь ушли с крыши, Алан вышел на сцену, озарил всепобеждающей улыбкой весь зал, приковывая к себе внимание, и своим самым королевским голосом сказал: